Сахарный Пушкин
Самое известное высказывание о Пушкине, давно ставшее афоризмом, принадлежит русскому писателю, поэту, литературному и театральному критику XIX века — Аполлону Александровичу Григорьеву, который в своём сочинении «Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина» (1859) написал следующее:
Лучшее, что было сказано о Пушкине в последнее время, сказалось в статьях Дружинина, но и Дружинин взглянул на Пушкина только как на нашего эстетического воспитателя.
А Пушкин — наше всё: Пушкин представитель всего нашего душевного, особенного, такого, что останется нашим душевным, особенным после всех столкновений с чужими, с другими мирами. Пушкин — пока единственный полный очерк нашей народной личности, самородок, принимавший в себя, при всевозможных столкновениях с другими особенностями и организмами, — всё то, что принять следует, отстранивший всё, что отстранить следует, полный и цельный, но ещё не красками, а только контурами набросанный образ народной нашей сущности,— образ, который мы долго ещё будем оттенять красками. Сфера душевных сочувствий Пушкина не исключает ничего до него бывшего и ничего, что после него было и будет правильного и органически — нашего. (…)
Вообще же не только в мире художественных, но и в мире общественных и нравственных наших сочувствий — Пушкин есть первый и полный представитель нашей физиономии.
Ну как тут поспоришь с известным критиком? Действительно, наше всё, неотъемлемая часть русской культуры, литературы и истории, повсеместно обожаемый персонаж, уже давно не имеющий ничего общего ни с исторической личностью, ни с поэтом по имени Александр Сергеевич Пушкин.
К делу засахаривания Пушкина приложили руку все кому не лень: от прогрессивной и консервативной литературной критики века до официального советского литературоведения. Однако, с другой стороны, существовала и существует традиция изображать Пушкина живым человеком, порой прямо противоположным идеализированному образу.
Родоначальником этой традиции можно считать самого поэта. Приведём в доказательство отрывок из письма Пушкина А. А. Дельвигу, датируемого серединой ноября 1828 года.
На днях было сборище у одного соседа; я должен был туда приехать. Дети его родственницы, балованные ребятишки, хотели непременно туда же ехать. Мать принесла им изюму и черносливу и думала тихонько от них убраться. Но Петр Маркович их взбудоражил, он к ним прибежал: «Дети, дети, мать вас обманывает — не ешьте черносливу, поезжайте с нею! Там будет Пушкин — он весь сахарный, а зад его яблочный, его разрежут и всем вам будет по кусочку». Дети разревелись: «Не хотим черносливу, хотим Пушкина!» Нечего делать — их повезли, и они сбежались ко мне облизываясь, но увидев, что я не сахарный, а кожаный, совсем опешили.