Сегодня 9 мая 2018-го года, годовщина Победы советского народа в Великой Отечественной войне.
Мы победили, потому что были вместе?
Вот такой плакат можно встретить на улицах Петербурга
В день 9 мая как-то не хочется выдавливать из себя пустопорожние фразы и засорять эфир бездумным словоблудием. Этого добра и без меня вокруг полным-полно. Взять хотя бы нынешнюю официальную пропаганду.
На многих стендах города висит плакат «Мы победили, потому что были вместе». Правильно ли такое утверждение? На мой взгляд, не совсем. Конечно, все знают выражение «В единстве — сила», но, если подвергнуть его более пристальному рассмотрению… Окажется, что сила может быть разной (не только созидательной, но и разрушительной), да и единство может быть не только в мужестве и доблести, но и в трусости, подлости, предательстве и так далее по списку.
Но пусть тот, кто сейчас читает эти строки, поймёт меня правильно. Я вовсе не хочу сказать, что единства в доблести, мужестве, храбрости и желании «разгромить, уничтожить врага» не было. Ещё как было! И словосочетание «массовый героизм советских воинов» — не пустая фраза.
Моя мысль состоит лишь в том, что единство это не причина, а следствие, внешнее проявление какой-то недоступной для досужего наблюдателя психологической особенности советского человека.
Любая война, в конечном счёте, сводится к уничтожению физической силы противоборствующих сторон, т.е. к смерти отдельно взятых участников боевых действий, а как с ней, со смертью-то быть?
Ведь трудно себе представить ситуацию, когда сотни и даже тысячи людей охвачены одним единым желанием умереть через несколько дней или даже часов. Инстинкт-то самосохранения никто не отменял! А в экстремальных ситуациях он порой действует эффективнее любого приказа или идеологического принуждения.
Тогда в чём же дело?
Все мы знаем бесчисленное количество примеров героизма, достойных восхищения самопожертвований, которые числятся среди подвигов советских бойцов, но каков был мотив их поступков? Какой психологический механизм действовал в данном случае? Ненависть к врагу? Желание освободить мир от коричневой чумы? Любовь к Родине? Обожание партии и правительства?
Думается, что ни одно, ни другое, ни третье.
Это потом тому или иному поступку (безусловно героическому и достойному восхищения) дали идеологическую мотивацию, изначально же было совсем другое:
Мы победили, потому что научились умирать. И в этом была наша сила.
Страх смерти не имеет ничего общего с жаждой жизни. Тот, кто на самом деле жаждет жить, не боится смерти. Ожидающий смерти боится её.
Эта мысль принадлежит русскому советскому философу, социологу, писателю и публицисту — Александру Александровичу Зиновьеву (1922—2006), который в период Великой Отечественной войны служил в штурмовой авиации.
Одно из художественных произведений Зиновьева, жанр которых писатель обозначил как социологических роман, носит название «Гомо советикус». Оно было опубликовано в 1982-м году на Западе и является как бы итогом размышлений Зиновьева о социальной и психологической природе советского человека, а глава «Гомо советикус»‘а, из которой была заимствована вышеприведённая цитата, называется «Готовься к смерти».
Будет нелишним привести и другие строки этой главы, посвящённые своеобразной науке умирать hominis sovetici, т.е. советского человека по Александру Зиновьеву.
Александр Зиновьев. Гомо Советикус. Отрывок из главы «Готовься к смерти»
Выдающийся русский советский логик, социальный философ, социолог и писатель Александр Александрович Зиновьев (1922—2006)
Научись смотреть на себя со стороны, и тебе покажется комичным, как такое мизерное существо ухитряется развить в себе такой грандиозный страх смерти. Тогда ты увидишь, что страх смерти не имеет ничего общего с жаждой жизни. Тот, кто на самом деле жаждет жить, не боится смерти. Ожидающий смерти боится ее. Знай: мертвым безразлично то, что после их смерти остается жизнь.
И не забывай твердить себе каждый раз, как об этом вспомнишь, что ты готов умереть. Лучше это делать без трагического пафоса, спокойно, даже с усмешкой. Мол, все равно все подохнем. Что касается меня, то я готов хоть сейчас. Я все равно все познал. И мне все равно нечего терять. У меня не осталось ничего родного, ничего святого, ничего таинственного. Я готов платить за жизнь адекватную ей плату. Я считаю эту плату справедливой. Но…
Вот в этом-то «но» и состоит суть нашего учения о смерти. Готовность встретить смерть достойно человека и покорность перед лицом смерти суть противоположности. В первом случае человек сражается за жизнь до последнего мгновения, во втором — впадает в панику и капитулирует. Я расскажу вам коротенькую притчу, которую сам услыхал в Москве от одного незнакомого пропойцы.
«В начале войны, — говорил он, — наша часть была разгромлена и окружена. Мы понимали, что были обречены. Нужно сдаваться, решили одни из нас, все равно нам капут. Нужно сражаться до последнего, решили другие: все равно нам капут. Мы пытались переубедить первых, но безрезультатно. Они были парализованы страхом смерти. Бросив оружие, они бросились к врагу — сдаваться. Часть из них убили мы сами как трусов и предателей, остальных добили немцы. Мы же сражались. Эх, как мы тогда дрались! Скольких врагов мы отправили на тот свет! И кое-кто из нас уцелел». — «А ради чего?» — спросил с насмешкой начинающий, критически настроенный алкаш. «Из принципа, — ответил пропойца, — из чисто мужского достоинства. Хотя бы просто так. Погибать, так с музыкой».
Так вот, признав справедливость смерти и выработав в себе готовность умереть, скажи в заключение это замечательное, жизнеутверждающее «но». Скажи себе по-русски: «Погибать, так с музыкой!» И дерись за жизнь. Не проси, не умоляй, а дерись!