Владимир Высоцкий. Баллада о детстве
25 января родился русский советский поэт, автор-исполнитель, актёр театра и кино Владимир Семёнович Высоцкий (1938—1980).
В Советском Союзе Владимир Высоцкий был известен как актёр Московского театра драмы и комедии на Таганке, исполнитель роли Гамлета в трагедии У. Шекспира «Гамлет», Галилея («Жизнь Галилея» Б. Брехта) и Лопахина («Вишнёвый сад» А. Чехова). Не менее популярен был Высоцкий и как киноактёр. Вот некоторые из его киноработ: радист Володя (фильм «Вертикаль», 1966), Максим («Короткие встречи», 1967), Брусенцов («Служили два товарища», 1968), Рябой («Хозяин тайги», 1968), фон Корен («Плохой хороший человек», 1973), Ганнибал («Сказ про то, как царь Пётр арапа женил», 1976), капитан Жеглов («Место встречи изменить нельзя», 1979), Дон Гуан («Маленькие трагедии», 1979). Однако наиболее значительной частью его творческого наследия были и остаются песни собственного сочинения или, по свидетельству самого поэта, стихи, положенные на ритмическую основу, которые Высоцкий исполнял под семиструнную гитару. За свою недолгую жизнь им было создано около 450-ти произведений подобного жанра.
Эту часть творческого наследия Высоцкого, можно назвать, перефразируя известный афоризм Белинского, энциклопедией советской жизни. Действительно, трудно найти реалии советской жизни и советской действительности, чуждые песням Высоцкого, тематика которых поражает своим разнообразием: политический кризис в какой-нибудь стране, приступы мелочной зависти и подлости соседа, спортивные достижения СССР, запой друга, чванство начальников, культ личности Сталина, события Великой Отечественной войны и т.д. и т.п. Песни эти исполнялись от первого лица, от имени маленького советского человека, который со своих позиций анализирует происходящие вокруг него события и соотносит со своим мировоззрением мысли, чувства, суждения и воспоминания других людей. И делается это иногда с юмором и иронией, иногда с надрывом, но всегда с желанием понять и принять то, о чём идёт речь. Наверное, это качество поэзии Высоцкого сделало его кумиром советских людей эпохи Брежнева.
У Высоцкого был ореол легендарности, который создала поэту народная любовь. Да и с точки зрения жизненных норм СССР он был отмечен печатью избранности: ему позволялось уходить в многодневные, если не многонедельные запои; ездить на «Мерседесе» в то время, когда очередь на покупку автомобиля могла продлиться не один год, а ныне презираемый «Запорожец» считался вполне приемлемой машиной; иметь жену-француженку и регулярно выезжать за границу. Вокруг его имени ходило множество легенд и слухов: одни говорили, что Высоцкий — бывший зэк, другие — эмигрант, третьи придумывали ещё более невероятную биографическую версию. На самом деле будущий кумир Советского Союза родился и вырос в обыкновенной по тем временам семье и, по всей видимости, его детство мало чем отличалось от детства многих других московских сверстников. Об этом, много лет спустя, поэт написал в одной из самых популярных своих песен под названием «Баллада о детстве».
Владимир Высоцкий.
Баллада о детстве. Слушать онлайн
[audio mp3="http://www.norma40.ru/sound/vysotskiy/ballada-o-detstve.mp3" ogg="http://www.norma40.ru/sound/vysotskiy/ballada-o-detstve.ogg"]Песня из альбома Владимира Высоцкого «Натянутый канат» (фр. La corde raide), который был записан на студии Polydor Records в 1977 году во время гастролей Высоцкого во Франции. Аранжировки сделаны Константином Казанским. На мой взгляд, это один самых удачных (помимо гитарного) вариантов музыкального сопровождения песен Высоцкого.
Владимир Высоцкий.
Баллада о детстве. Текст
Час зачатья я помню неточно —
Значит, память моя однобока,
Но зачат я был ночью, порочно
И явился на свет не до срока.
Я рождался не в муках, не в злобе:
Девять месяцев — это не лет!
Первый срок отбывал я в утробе —
Ничего там хорошего нет.
Спасибо вам, святители,
Что плюнули да дунули,
Что вдруг мои родители
Зачать меня задумали
В те времена укромные,
Теперь — почти былинные,
Когда срока огромные
Брели в этапы длинные.
Их брали в ночь зачатия,
А многих — даже ранее,
А вот живёт же братия,
Моя честна компания!
Ходу, думушки резвые, ходу!
Слова, строченьки милые, слова!..
Первый раз получил я свободу
По указу от тридцать восьмого.
Знать бы мне, кто так долго мурыжил, —
Отыгрался бы на подлеце!
Но родился и жил я, и выжил:
Дом на Первой Мещанской — в конце.
Там за стеной, за стеночкою,
За перегородочкой
Соседушка с соседочкою
Баловались водочкой.
Все жили вровень, скромно так —
Система коридорная:
На тридцать восемь комнаток —
Всего одна уборная.
Здесь на зуб зуб не попадал,
Не грела телогреечка,
Здесь я доподлинно узнал,
Почём она — копеечка.
…Не боялась сирены соседка,
И привыкла к ней мать понемногу,
И плевал я, здоровый трёхлетка,
На воздушную эту тревогу!
Да не всё то, что сверху, — от Бога,
И народ «зажигалки» тушил;
И как малая фронту подмога —
Мой песок и дырявый кувшин.
И било солнце в три луча,
Сквозь дыры крыш просеяно,
На Евдоким Кириллыча
И Гисю Моисеевну.
Она ему: «Как сыновья?» —
«Да без вести пропавшие!
Эх, Гиська, мы одна семья —
Вы тоже пострадавшие!
Вы тоже — пострадавшие,
А значит — обрусевшие:
Мои — без вести павшие,
Твои — безвинно севшие».
…Я ушёл от пелёнок и сосок,
Поживал — не забыт, не заброшен,
И дразнили меня «недоносок»,
Хоть и был я нормально доношен.
Маскировку пытался срывать я:
Пленных гонят — чего ж мы дрожим?!
Возвращались отцы наши, братья
По домам — по своим да чужим…
У тёти Зины кофточка
С драконами да змеями —
То у Попова Вовчика
Отец пришёл с трофеями.
Трофейная Япония,
Трофейная Германия…
Пришла страна Лимония,
Сплошная Чемодания!
Взял у отца на станции
Погоны, словно цацки, я,
А из эвакуации
Толпой валили штатские.
Осмотрелись они, оклемались,
Похмелились — потом протрезвели.
И отплакали те, кто дождались,
Недождавшиеся — отревели.
Стал метро рыть отец Витькин с Генкой,
Мы спросили: «Зачем?» — он в ответ:
Мол, коридоры кончаются стенкой,
А тоннели выводят на свет!
Пророчество папашино
Не слушал Витька с корешем —
Из коридора нашего
В тюремный коридор ушёл.
Да он всегда был спорщиком,
Припрут к стене — откажется…
Прошёл он коридорчиком —
И кончил «стенкой», кажется.
Но у отцов — свои умы,
А что до нас касательно —
На жизнь засматривались мы
Уже самостоятельно.
Все — от нас до почти годовалых —
«Толковищу» вели до кровянки,
А в подвалах и полуподвалах
Ребятишкам хотелось под танки.
Не досталось им даже по пуле,
В «ремеслухе» — живи да тужи:
Ни дерзнуть, ни рискнуть… Но рискнули
Из напильников делать ножи.
Они воткнутся в лёгкие
От никотина чёрные,
По рукоятки — лёгкие
Трёхцветные наборные…
Вели дела обменные
Сопливые острожники —
На стройке немцы пленные
На хлеб меняли ножики.
Сперва играли в «фантики»,
В «пристенок» с крохоборами,
И вот ушли романтики
Из подворотен ворами.
…Было время — и были подвалы,
Было дело — и цены снижали,
И текли, куда надо, каналы,
И в конце, куда надо, впадали.
Дети бывших старшин да майоров
До ледовых широт поднялись,
Потому что из тех коридоров
Им казалось: сподручнее вниз.
1975