2 августа в России празднуется Ильин день, в который во многих регионах страны начиналась жатва.
Песенная поэзия русских праздников. Жнивные песни
Жатва и осенние аграрные обряды
Левитан Исаак Ильич (1860—1900). Летний вечер. Река. 1890—1896 гг.
О жнивных песнях рассказывает музыковед и фольклорист Изалий Иосифович Земцовский (р. 1936).
Жатва венчает собой летние и открывает осенние аграрные обряды. Она не имеет единой календарной приуроченности, ибо зависит от климата и погоды. Нельзя считать ее и чисто аграрным праздником: в ней, по удачному выражению Е. Аничкова, «обряд совпадает с работой».1 Своеобразие жатвенных обрядов и песен состоит в том, что они, с одной стороны, служат апофеозом всего годового календарного цикла, знаменуя получение долгожданного урожая, а с другой стороны, призваны в то же самое время различными магическими средствами вернуть земле плодородные силы и обеспечить будущий урожай.
Жатва (или жниво) определяется народом как «мяженное время», то есть жаркая, страдная пора. Если пахали и сеяли в основном мужики, то уборка урожая почти целиком лежала на плечах женщин. В некоторых местах жницу называли в связи с этим «пострадкой». Почти все жнивные песни поются от лица женщины. Спелость урожая сопоставляется с девичьей зрелостью — в духе все тех же календарных традиций, взаимосвязывающих плодородную силу земли и человеческую плодовитость. Пора жать жито, потому что «колосок налился»,— пора и дочь замуж выдавать, ведь у нее уж «голосок сменился».
Жнивные песни
Васильев Федор Александрович (1850—1873). Перед грозой. 1867—1869 гг.
Большинство жнивных песен наполнены жалобами на тяжесть труда. На несколько недель выезжали в поле целыми семьями, жали вручную, по ночам, до восхода солнца Многие песни посвящены описанию всего процесса жатвы, включая стогование и даже… выпечку пирогов! Когда-то это имело магическое значение. В действительности работали не только без пирогов, но и без горячих щей.
П. В. Шейн, записавший большое число жнивных песен русских и белорусских, предложил разделить их по-народному на житные (при жатве ржи) и яровые (при уборке яровых хлебов). И те и другие состоят из песен трех видов: зажиночных (сопровождают ритуальное начало жатвы), собственно жнивных (о содержании которых шла речь только что) и дожиночных или обжиночных (сопровождают конец работы и соответствующие ему обряды). Как правило, дожинают с помощью тллоки или п’омочи, то есть объединения нескольких семей для совместной работы на поле каждой из них по очереди. Толок’а заканчивалась веселым угощением всех работавших.
Обрядовая сторона жатвы
Кустодиев Борис Михайлович (1878—1927). После грозы. 1921 г.
Очень интересна обрядовая сторона жатвы. Для правильного понимания песен напомним только основные дожинальные обряды. Они заключались в том, что последнюю небольшую горсть колосьев оставляли на поле несжатой и называли ее «бородой». Эту «бороду» завивали (как семиковую березку) пли «заламывали» — то есть, не вырывая, пригибали к земле или закапывали в землю вместе с хлебом и солью. Заламывая, говорили: «Дай бог, чтобы на другое лето был хороший урожай». Или так: «Батюшко Илья-борода, уроди ржи, овса, ячменя и пшеницы!» И прибавляли: «Овсяная жнива, подай мою силу на молоченье!»2 Так делали костромчане. В Рязанской же губернии, когда кончали жать, то в оставленную несжатой рожь ввязывали кусок черного хлеба со словами: «Ныне пожались, а на лето, господь, зароди больше того!» В это время женщины ели яичницу.3
«Если предположить, — пишет В. Пропп, — что в «бороде» будто бы сохранена плодородящая сила зерна, то исконный смысл обряда становится ясным. Завивание в венок эту силу сохраняет, а пригибание к земле или закапывание «меет цель возвращения земле тех сил, которые из земли ушли в зерно. Зарывание хлеба можно понимать как дополнительный обряд кормления земли, придачи ей силы на будущий урожай».4
Обряды завивания в поле несжатого пучка «бороды» и внесения в избу украшенного последнего снопа призваны были, по языческим представлениям, передать силу, ушедшую из земли в колосья, обратно земле, а также всему хозяйству крестьянина.
Ту же роль играл и последний сноп, вносимый в избу. Иногда его называли «кумушкой».
Наконец, показателен дожиночный обычай катания по полю с заклятием на возврат силы. Закончив жатву, все жнецы и жницы бросаются на спину, валяются и кувыркаются на полосе, — чтобы на будущий год спины не болели и легко было жать. При этом говорят: «Жнивка, жнивка, отдай мою силку в кажду жилку, в каждый суставец!»5 Кувырканье происходит серьезно и даже торжественно. Приговаривают и так: «Николе борода, коню голова, пахарю коврижка, жнеюшке напышка, а хозяевам на доброе здоровье».6 Либо, ложась на вспаханную землю и катаясь на спине, как кони, трижды кричат: «Пашня, пашня, хлебца нам дай, а силу нашу отдай!»7
Все эти обряды нашли отражение и в песнях. Встречающееся в некоторых песнях обращение к «пречистой матери» идти «полоть бороду» есть не что иное, как контаминация двух образов христианской богородицы и языческой «бороды» под влиянием позднейшего религиозного двоеверия.
Характер исполнения жнивных песен
Кустодиев Борис Михайлович (1878—1927). Жатва. 1914 г.
Особого внимания заслуживает характер исполнения жнивных песен. Как и другие обрядовые песни, они могли прерываться коллективными выкриками — «гуканьями». Посторонним наблюдателям жнивные песни казались дикими и монотонными по мелодиям. Поражало то, что один напев повторялся со многими текстами неизменно, как формула. Удивлял и резкий, напряженный тембр пения. Наконец, поражало вообще, что во время столь тяжелой работы люди поют. Так, известный в свое время литератор В. Инсарский писал: «Вообще бабы и особенно девки поют постоянно. Девка поет, когда пашет, когда боронит, поет даже, когда жнет, хотя при этой работе принимает положение, уж вовсе неудобное для вокальных упражнений».8
Но дело в том, что жнивные песни вовсе не были «вокальными упражнениями». Как и другие календарные песни, они выполняли некогда магически-аграрную функцию, а кроме того, организовывали трудовые движения и тем самым облегчали труд.
Если во время отдыха и при возвращении домой жнивные песни поются хором, то в процессе самой работы они нередко исполняются соло, с большей свободой и эмоциональной выразительностью. В. И. Елатов, изучавший белорусские жнивные песни в их непосредственном звучании, пишет: «Жнчвная песня поется жнеей в согнутом положении. Метрика и акцентировка зависят от характера и ритма работы. Через определенные промежутки времени, когда нужно отложить собранные колосья, перейти на новое место, либо вообще отдохнуть, жнея выпрямляется. К этому моменту в основном приходится конец строфы, либо полстрофы напева с выдохом.. . Следующий цикл рабочих движений начинается с глубокого вдоха…»9
Песни периода летних трудовых работ сохранили до наших дней многие архаичные черты, но в целом они претерпели значительные изменения. Это и понятно: магическая обрядовость отмирала, уступая место собственно трудовой песне. В условиях же крепостного труда жнивная песня стала отражать тяжелую социальную действительность. Изменился и ее музыкальный язык: она зазвучала как стон, надрывная жалоба, почти причитание.10 Однако в основе жнивных песен лежат те же самые музыкальные интонации, что и во всех других календарных песнях, что подчеркивает их глубокое родство и взаимосоотносительность.
Примечания
1 Е. В. Аничков, Весенняя обрядовая песня…, ч. 2, СПб., 1905, с. 310.
2 Г. К. Завойко, В костромских лесах по Ветлуге-реке. — «Труды Костромского научного общества по изучению местного края», вып. 8, «Этнографический сборник», Кострома, 1917, с. 16—17.
3 Рязанский краеведческий музей, архив А А. Мансурова, фонд III —509. Подробное описание вологодских обычаев см. в очерке Г. Поытанина («Живая старина», 1899, вып. 2, с. 202).
4 В. Я. Пропп, Русские аграрные праздники, с. 66.
5 Из записей 1970 года в Киришском районе Ленинградской области (Кабинет фольклора Ленинградского Института театра, музыки и кинематографии).
6 М. К. Герасимов, Завивание пожинальной бороды. — «Этнографическое обозрение», 1900, № 3, с. 133—134.
7 Г. С. Виноградов, Материалы для народного календаря русского старожилого населения Сибири, Иркутск, 1918, с. 18. Ср.: В. Н. Добровольский. Смоленский этнографический сборник, ч. 4, с. 260, № 34.
8 В. А. Инсарский, Половодье, СПб., 1875, с. 113.
9 В. И. Елатов, Ладово-мелодические особенности белорусских жнивных песен (на белорусском языке). — В сб.: «Беларускае мастацтва», Miнск, 1960, с. 159.
10 Подробнее см.: З. В. Эвальд, Социальное переосмысление жнивных песен белорусского Полесья. — «Советская этнография», 1934, № 5, с. 17—39. Эта статья имеет первостепенное значение для понимания музыкального языка календарных песен.
Источник: Земцовский И. И. Песенная поэзия русских земледельческих праздников // Поэзия крестьянских праздников. Л., 1970