2 августа в России празднуется Ильин день, в который во многих регионах страны начиналась жатва.
Песенная поэзия русских праздников. Жнивные песни
Жатва и осенние аграрные обряды
![Левитан. Летний вечер. Река художник Левитан. Летний вечер. Река](http://www.norma40.ru/images/blog/2018-06-01_06.jpg)
Левитан Исаак Ильич (1860—1900). Летний вечер. Река. 1890—1896 гг.
О жнивных песнях рассказывает музыковед и фольклорист Изалий Иосифович Земцовский (р. 1936).
Жатва венчает собой летние и открывает осенние аграрные обряды. Она не имеет единой календарной приуроченности, ибо зависит от климата и погоды. Нельзя считать ее и чисто аграрным праздником: в ней, по удачному выражению Е. Аничкова, «обряд совпадает с работой».1 Своеобразие жатвенных обрядов и песен состоит в том, что они, с одной стороны, служат апофеозом всего годового календарного цикла, знаменуя получение долгожданного урожая, а с другой стороны, призваны в то же самое время различными магическими средствами вернуть земле плодородные силы и обеспечить будущий урожай.
Жатва (или жниво) определяется народом как «мяженное время», то есть жаркая, страдная пора. Если пахали и сеяли в основном мужики, то уборка урожая почти целиком лежала на плечах женщин. В некоторых местах жницу называли в связи с этим «пострадкой». Почти все жнивные песни поются от лица женщины. Спелость урожая сопоставляется с девичьей зрелостью — в духе все тех же календарных традиций, взаимосвязывающих плодородную силу земли и человеческую плодовитость. Пора жать жито, потому что «колосок налился»,— пора и дочь замуж выдавать, ведь у нее уж «голосок сменился».
Жнивные песни
![Васильев. Перед грозой художник Васильев. Перед грозой](http://www.norma40.ru/images/blog/2018-06-01_04.jpg)
Васильев Федор Александрович (1850—1873). Перед грозой. 1867—1869 гг.
Большинство жнивных песен наполнены жалобами на тяжесть труда. На несколько недель выезжали в поле целыми семьями, жали вручную, по ночам, до восхода солнца Многие песни посвящены описанию всего процесса жатвы, включая стогование и даже… выпечку пирогов! Когда-то это имело магическое значение. В действительности работали не только без пирогов, но и без горячих щей.
П. В. Шейн, записавший большое число жнивных песен русских и белорусских, предложил разделить их по-народному на житные (при жатве ржи) и яровые (при уборке яровых хлебов). И те и другие состоят из песен трех видов: зажиночных (сопровождают ритуальное начало жатвы), собственно жнивных (о содержании которых шла речь только что) и дожиночных или обжиночных (сопровождают конец работы и соответствующие ему обряды). Как правило, дожинают с помощью тллоки или п’омочи, то есть объединения нескольких семей для совместной работы на поле каждой из них по очереди. Толок’а заканчивалась веселым угощением всех работавших.
Обрядовая сторона жатвы
![Кустодиев. После грозы художник Кустодиев. После грозы](http://www.norma40.ru/images/blog/2018-06-01_05.jpg)
Кустодиев Борис Михайлович (1878—1927). После грозы. 1921 г.
Очень интересна обрядовая сторона жатвы. Для правильного понимания песен напомним только основные дожинальные обряды. Они заключались в том, что последнюю небольшую горсть колосьев оставляли на поле несжатой и называли ее «бородой». Эту «бороду» завивали (как семиковую березку) пли «заламывали» — то есть, не вырывая, пригибали к земле или закапывали в землю вместе с хлебом и солью. Заламывая, говорили: «Дай бог, чтобы на другое лето был хороший урожай». Или так: «Батюшко Илья-борода, уроди ржи, овса, ячменя и пшеницы!» И прибавляли: «Овсяная жнива, подай мою силу на молоченье!»2 Так делали костромчане. В Рязанской же губернии, когда кончали жать, то в оставленную несжатой рожь ввязывали кусок черного хлеба со словами: «Ныне пожались, а на лето, господь, зароди больше того!» В это время женщины ели яичницу.3
«Если предположить, — пишет В. Пропп, — что в «бороде» будто бы сохранена плодородящая сила зерна, то исконный смысл обряда становится ясным. Завивание в венок эту силу сохраняет, а пригибание к земле или закапывание «меет цель возвращения земле тех сил, которые из земли ушли в зерно. Зарывание хлеба можно понимать как дополнительный обряд кормления земли, придачи ей силы на будущий урожай».4
Обряды завивания в поле несжатого пучка «бороды» и внесения в избу украшенного последнего снопа призваны были, по языческим представлениям, передать силу, ушедшую из земли в колосья, обратно земле, а также всему хозяйству крестьянина.
Ту же роль играл и последний сноп, вносимый в избу. Иногда его называли «кумушкой».
Наконец, показателен дожиночный обычай катания по полю с заклятием на возврат силы. Закончив жатву, все жнецы и жницы бросаются на спину, валяются и кувыркаются на полосе, — чтобы на будущий год спины не болели и легко было жать. При этом говорят: «Жнивка, жнивка, отдай мою силку в кажду жилку, в каждый суставец!»5 Кувырканье происходит серьезно и даже торжественно. Приговаривают и так: «Николе борода, коню голова, пахарю коврижка, жнеюшке напышка, а хозяевам на доброе здоровье».6 Либо, ложась на вспаханную землю и катаясь на спине, как кони, трижды кричат: «Пашня, пашня, хлебца нам дай, а силу нашу отдай!»7
Все эти обряды нашли отражение и в песнях. Встречающееся в некоторых песнях обращение к «пречистой матери» идти «полоть бороду» есть не что иное, как контаминация двух образов христианской богородицы и языческой «бороды» под влиянием позднейшего религиозного двоеверия.
Характер исполнения жнивных песен
![Кустодиев. Жатва художник Кустодиев. Жатва](http://www.norma40.ru/images/blog/2018-07-01_03.jpg)
Кустодиев Борис Михайлович (1878—1927). Жатва. 1914 г.
Особого внимания заслуживает характер исполнения жнивных песен. Как и другие обрядовые песни, они могли прерываться коллективными выкриками — «гуканьями». Посторонним наблюдателям жнивные песни казались дикими и монотонными по мелодиям. Поражало то, что один напев повторялся со многими текстами неизменно, как формула. Удивлял и резкий, напряженный тембр пения. Наконец, поражало вообще, что во время столь тяжелой работы люди поют. Так, известный в свое время литератор В. Инсарский писал: «Вообще бабы и особенно девки поют постоянно. Девка поет, когда пашет, когда боронит, поет даже, когда жнет, хотя при этой работе принимает положение, уж вовсе неудобное для вокальных упражнений».8
Но дело в том, что жнивные песни вовсе не были «вокальными упражнениями». Как и другие календарные песни, они выполняли некогда магически-аграрную функцию, а кроме того, организовывали трудовые движения и тем самым облегчали труд.
Если во время отдыха и при возвращении домой жнивные песни поются хором, то в процессе самой работы они нередко исполняются соло, с большей свободой и эмоциональной выразительностью. В. И. Елатов, изучавший белорусские жнивные песни в их непосредственном звучании, пишет: «Жнчвная песня поется жнеей в согнутом положении. Метрика и акцентировка зависят от характера и ритма работы. Через определенные промежутки времени, когда нужно отложить собранные колосья, перейти на новое место, либо вообще отдохнуть, жнея выпрямляется. К этому моменту в основном приходится конец строфы, либо полстрофы напева с выдохом.. . Следующий цикл рабочих движений начинается с глубокого вдоха…»9
Песни периода летних трудовых работ сохранили до наших дней многие архаичные черты, но в целом они претерпели значительные изменения. Это и понятно: магическая обрядовость отмирала, уступая место собственно трудовой песне. В условиях же крепостного труда жнивная песня стала отражать тяжелую социальную действительность. Изменился и ее музыкальный язык: она зазвучала как стон, надрывная жалоба, почти причитание.10 Однако в основе жнивных песен лежат те же самые музыкальные интонации, что и во всех других календарных песнях, что подчеркивает их глубокое родство и взаимосоотносительность.
Примечания
1 Е. В. Аничков, Весенняя обрядовая песня…, ч. 2, СПб., 1905, с. 310.
2 Г. К. Завойко, В костромских лесах по Ветлуге-реке. — «Труды Костромского научного общества по изучению местного края», вып. 8, «Этнографический сборник», Кострома, 1917, с. 16—17.
3 Рязанский краеведческий музей, архив А А. Мансурова, фонд III —509. Подробное описание вологодских обычаев см. в очерке Г. Поытанина («Живая старина», 1899, вып. 2, с. 202).
4 В. Я. Пропп, Русские аграрные праздники, с. 66.
5 Из записей 1970 года в Киришском районе Ленинградской области (Кабинет фольклора Ленинградского Института театра, музыки и кинематографии).
6 М. К. Герасимов, Завивание пожинальной бороды. — «Этнографическое обозрение», 1900, № 3, с. 133—134.
7 Г. С. Виноградов, Материалы для народного календаря русского старожилого населения Сибири, Иркутск, 1918, с. 18. Ср.: В. Н. Добровольский. Смоленский этнографический сборник, ч. 4, с. 260, № 34.
8 В. А. Инсарский, Половодье, СПб., 1875, с. 113.
9 В. И. Елатов, Ладово-мелодические особенности белорусских жнивных песен (на белорусском языке). — В сб.: «Беларускае мастацтва», Miнск, 1960, с. 159.
10 Подробнее см.: З. В. Эвальд, Социальное переосмысление жнивных песен белорусского Полесья. — «Советская этнография», 1934, № 5, с. 17—39. Эта статья имеет первостепенное значение для понимания музыкального языка календарных песен.
Источник: Земцовский И. И. Песенная поэзия русских земледельческих праздников // Поэзия крестьянских праздников. Л., 1970