О том, рождалась русская народная инструментальная музыка, рассказывает советский музыковед, фольклорист и педагог Лев Владимирович Кулаковский (1897—1989).
Лев Кулаковский. Как рождалась инструментальная музыка
Кулаковский Лев Владимирович (1897—1989), советский музыковед, фольклорист и педагог, автор научных работ по теории музыкального воспитания, статей по вопросам музыкального фольклора, педагогики, теории ладового ритма, музыкальной эстетики, составитель сборника «Русские, украинские и белорусские песни» (М., 1937).
Нашему современнику, особенно горожанину, выросшему среди людской сутолоки, шума и грохота машин, под оглушающие звуки радио, трудно себе представить ту глубокую тишину, которая царствовала на нашей планете много тысячелетий назад. Только щебет птиц да редкий рев зверей нарушали ее.
Голоса стихий — раскаты грома, свист и вой ветра, грохот обвалов лишь оттеняли эту тишину: раскалывали ее на время и умолкали.
На фоне этой тишины и появилась музыка — организованное звучание, создаваемое человеком.
Почти беззащитные среди врагов и опасностей, предки наши предпочитали — и с полным основанием — помалкивать, не привлекать к себе внимания. И только когда они чувствовали себя в безопасности, а сердца их были переполнены — после удачной охоты, на пиру, после победы над врагом или во время заклинаний,— разнообразные звуки оглашали их сборища.
В первобытных плясках зарождался ритм — поток движений и звуков становился организованным. Зарождался он и в общих выкриках во время попыток коллективного труда.
Ощутив радость ритма, предки наши стали «пробовать на звук» предметы, окружавшие их в быту, на охоте, при собирании плодов земли. И многие из них оказывались способными издавать чудесные звуки. Бродя по полям, срывая полые стебли трав, люди дули в них — я они отзывались свистом или сиплым гудением. Полые кости убитых и съеденных птиц свистели еще лучше, чем стебли. Бараньи или турьи рога звучали резко, устрашающе. Изобретя могучее оружие — лук, люди создали одновременно музыкальный инструмент; туго натянутая тетива лука звенела и гудела! Она стала первой струною, основой многих музыкальных инструментов, так и названных струнными.
А дома использовалась чуть ли не вся утварь: любой горшок, кадушка, бочка (предки барабанов), тарелки (они и сейчас — участницы оркестра), ложки (на них играют и в наши дни во многих русских селах). Совсем недавно, всего несколько лет назад, фольклористы нашли даже «омузыкаленную» печь. Это — брунган у народа коми: длинные двухметровые струны натягивали перед устьем печи, а ее внутренность служила мощным резонатором…
Наконец, в церквах давно уже научились «омузыкаливать» даже стены: в них вмазывали пустые горшки — голосники, и такие стены гораздо сильнее резонировали, усиливали звучность хора, органа.
И так во всем. Помимо своей прямой, бытовой функции, роли, предметы, окружавшие человека, приобретали вторую функцию — художественную: издавали звуки, быту не свойственные, в быту ненужные,— звонкие, музыкальные… Люди как бы искали повсюду звучащую душу предметов — и часто находили ее. Инструментальная музыка рождалась как поэтизация трезвого быта.
Неисчислимое количество таких примитивных инструментов позднее позабылось, кануло в Лету. Иные же доживают и поныне свой век в глухих углах. А немногие, выстоявшие в тысячелетнем соревновании, многократно переделанные, усовершенствованные, в наши дни гордо входят в состав разного рода оркестров.
И странно и трогательно бывает, когда в некоторых из них — сложных, звонкоголосых, нарядных — вдруг удается явственно распознать черты их предков — примитивных, неказистых на вид, хриплых, глухих, порою почти беззвучных…
Было бы долго рассказывать обо всех народных инструментах, хотя бы только русских. Ограничимся четырьмя, сыгравшими по тем или иным причинам особую роль в истории русской (а то и всеобщей) музыки и поэтому особенно привлекавшими внимание историков, фольклористов: флейтой Пана, гуслями, рожком и гудком.
Источник: Русский старинный фольклор. Народные инструменты. Как рождалась инструментальная музыка // Кулаковская Н. Н., Кулаковский Л. В. За народной мудростью. Москва, 1975