10 февраля — день памяти Александра Сергеевича Пушкина. Статья Д. Штейнберга (Советская музыка, №1, 1937) рассказывает о произведениях советских композиторов на стихи поэта, написанных в 1917—1937 гг.
Д. Штейнберг. Пушкин в творчестве советских композиторов1
Александр Сергеевич Пушкин (1799—1837). Портрет работы Ореста Кипренского (1827)
…Многие из современников Пушкина владели словом почти так же искусно, так же легко, как он, но никто из них не смог соединить в стихе простоты и ясности слова с музыкой его, никто из предшественников и современников его не мог возвыситься до таких стихов, какими написан, например, «Пророк»…
М. Горький, неизданные материалы к «Истории литературы для народа.2
Непревзойденная простота и ясность пушкинского слова, в соединении «с музыкой его», — эта предельно сжатая и в то же время почти исчерпывающая характеристика многое говорит читателю. В ней — по существу — разгадка той огромной, влекущей силы пушкинского стиха, которая потрясала современников великого поэта и волнует и потрясает нас; той силы, которую таит в себе всякое совершенное явление искусства, которая заставляет — безмолвно и недвижимо — созерцать «Джиоконду» и бессмертные творения Фидия…
Пушкинские стихи вдохновляли — и продолжают вдохновлять — представителей другого, близкого, искусства: музыки. «Первым по количеству и качеству музыкальных произведений, на которые повлияла его поэзия, стоит А. С. Пушкин», говорит Иг. Глебов.3 «Перлы русского классического романса и выдающиеся явления русской оперы написаны на его тексты — или вызваны ими». Однако, продолжает Глебов, «говорить об исчерпывающем использовании творчества Пушкина для музыки все-таки нельзя. Величины, равной Пушкину по всеобъемлющей мудрости, охвату жизни и гибкости мастерства, в русской музыке пока нет и не было».4
***
В первые годы после Великой пролетарской революции на пушкинские тексты было написано очень мало музыкальных произведений (среди них — ранние опусы тогдашнего «младшего поколения» композиторов). Первые — после 1917 г. — романсы на слова Пушкина появляются в 1918 г.: «Виноград» («Не стану я жалеть о розах») и «Если жизнь тебя обманет» Ан. Александрова (ор. 13). Не увеличивается количество произведений на пушкинские тексты и в дальнейшем: на протяжении почти целого десятилетия стихи его остаются все еще очень мало использованными советскими композиторами. Кроме Ан. Александрова, мы встречаем здесь имена Фейнберга, Глиэра, Абрамского, Дроздова, В. Крюкова, Шебалина, Нечаева, Мосолова, Шишова, Штрейхер… Общее количество произведений — едва ли превышает 25 —30.
Является вопрос: чем же объяснить такой незначительный отклик композиторов на творчество великого поэта, в чем причина такого непонятного молчания? Ведь нельзя же предположить, чтобы музыкант, в своих поисках текста, мог равнодушно пройти мимо, пренебречь или «не заметить» Пушкина? Что он мог не почувствовать в нем близости своему искусству, не почувствовать, какой огромный творческий импульс таится в пушкинских стихах?
Причину этого явления трудно, конечно, объяснить вне истории развития советской музыки вообще, в отрыве от творческого облика отдельных композиторов (что уже выходит за пределы данной статьи). Но наметить кое-какие вехи, уловить некоторые закономерные черточки и штрихи все же, думается, можно.
Отсутствие (за исключением Р. М. Глиэра) в числе композиторов, писавших в эти годы на тексты Пушкина — имен представителей «старшего поколения» советских композиторов — Катуара, Гнесина, Мясковского, Прокофьева, Василенко, Щербачева, А. Крейна и др. — может быть объяснено не только причинами индивидуального порядка (тяготение — в данный момент — к иному, не вокальному, жанру, временный отход от творчества и т. д.). Не следует забывать, что в истории русской литературы годы, предшествовавшие Великой пролетарской революции (конец XIX — начало XX вв.), связаны с течениями, получившими название символизма и акмеизма; что для большинства «старших» композиторов (так же как и для кое-кого из «младших») еще продолжали звучать стихи их современников — Блока, Бальмонта, Ахматовой, Гиппиус, Кузмина, — нашедшие значительное отражение в их творчестве. И это могло — несмотря на большое внимание, уделявшееся символистами творчеству Пушкина,5 — все же в какой-то мере отодвинуть его, в области музыкального воплощения, на задний план.
Определенную роль должны были, несомненно, сыграть и те условия, которые создавались на нашем музыкальном фронте в течение 1924 — 1929 гг., в годы выявления музыкальных группировок (Ассоциация современной музыки, Ассоциация пролетарских музыкантов — РАПМ) и ожесточенной борьбы между ними. Одной из задач, которую ставила перед композиторами б. РАПМ, — было создание нового вида вокального творчества — массовой песни, требовавшей новых, советских, текстов. Но, при всем положительном значении самого факта создания массовой песни, провозглашенный б. РАПМ «левацкий» лозунг о «единственно-правильном» пути через массовую песню — должен был сыграть свою тормозящую роль и в смысле вытеснения на задний план романса вообще, и в частности — в смысле уменьшения количества вокальных произведений на пушкинские тексты. Из произведений композиторов, входивших в б. РАПМ, за этот период был написан лишь один хор на пушкинский текст — «Узник» (для 3-голосного хора с фортепиано) А. Давиденко.
Но основная причина малого использования композиторами пушкинских текстов — это, несомненно, огромная трудность музыкального воссоздания стихов Пушкина, их «всеобъемлющей мудрости», простоты и ясности, в соединении с «музыкой слова»…
Пушкинские тексты, выбираемые композиторами втечение этого — послереволюционного — периода (для удобства ограничу его двадцатыми годами), в основном можно разделить на две группы. Это, с одной стороны, так называемая «интимная лирика» Пушкина, элегические стихи, относящиеся главным образом ко времени пребывания поэта на юге России — в Кишиневе, Одессе (1821—1824 г.), на Кавказе (1829 г.). Среди них такие проникновенные стихотворения, как «Ночь» (А. Мосолов), «На холмах Грузии» (Г. Гамбург), «Я вас любил» (А. Абрамский, В. Крюков); из других текстов — «Умолкну скоро я» (В. Садовников), байроническая элегия — «Я пережил свои желанья» (которую Пушкин первоначально предполагал включить в поэму «Кавказский пленник») — А. Оленина и др.; альбомные, мадригальные, стихотворения: «Есть роза дивная», «Цветы последние милей» (В. Шебалин), «Если жизнь тебя обманет», «Вы избалованы природой» (Ан. Александров), — часть их связана с пребыванием поэта в селе Михайловском (1825 г.); здесь же и тонкая акварель — «Не стану я жалеть о розах» («Виноград»; написан в Кишиневе в 1824 г.).
В другой группе — прекрасные, совершенные в своей классической строгости, изяществе и простоте «подражания древним» (1833—1835 гг.). В их числе: «Подражание арабскому», заключительные строки которого заимствованы поэтом из Саади Ширазского (Л. Штрейхер); «Не розу пафосскую», «Юноша, скромно пируй» (А. Дроздов), переводы од Анакреона: «Узнают коней ретивых», «Что же сухо в чаше дно?» (А. Дроздов). Сюда же можно отнести и «Розу» (С. Толстой), одно из наиболее изящных самостоятельных стихотворений Пушкина лицейского периода (1815 г.).
Характерно для текстов романсов, написанных композиторами за эти годы (1918—1930) — почти полное отсутствие стихотворений болдинского периода (осень 1830 г.), — периода наибольшей углубленности и высшего расцвета творчества Пушкина. Исключение составляют лишь «Заклинание» (С. Фейнберг) и «Мне не спится, нет огня» (С. Толстой). Характерно и то, что из стихотворений, обращенных Пушкиным «к далекой возлюбленной» (комментаторы связывают с этими стихами имена Амалии Ризнич, Марии Раевской, Елизаветы Воронцовой), совершенно не использованы такие страстные и напряженные, полные огромной глубины и трагизма, вдохновенные стихи, как «Для берегов отчизны дальной», «В последний раз твой образ милый», «Под небом голубым страны своей родной»…
Отсутствуют и стихи, в которых отражены философские идеи Пушкина, его отношение к высокому призванию поэта.
И трудно объяснимо — в эти годы! — почти полное неиспользование советскими композиторами политической лирики Пушкина, стихов, в которых звучат гражданские мотивы: кроме «Декабристов»
Н. Рославца («Послание в Сибирь» и «Ответ Одоевского», — на текст поэта-декабриста А. И. Одоевского; 1925 г.) и «Послания в Сибирь» И. Шишова (также 1925 г.; здесь, может быть, сыграла побудительную роль юбилейная дата: 14 декабря 1825—1925 г.!), мы не находим произведений советских композиторов на «вольные» стихи Пушкина.
Такой отбор текстов (независимо от творческой индивидуальности композитора, от его вкусов и склонностей) также, очевидно, говорит о «страхе» перед Пушкиным, о сознании всей колоссальной трудности охвата этого гигантского явления. Частично сказывается здесь и цепкая сила традиции, боязнь выйти за пределы узкого круга — по преимуществу лирических — текстов, использованных дореволюционными композиторами.
Излюбленный жанр, в котором пишут композиторы в эти годы, — романс (голос с сопровождением фортепиано). Исключения незначительны: это дуэт «Пред испанкой благородной» — И. Шишова; квартет — «Лишь роза увядает» (для мужских голосов) — В. Садовникова; его же кантата — «И долго буду тем любезен я народу» (отрывок из «Памятника»); хор М. Раухвергера — «Ветер по морю гуляет» (из «Сказки о царе Салтане»); Сцена из «Фауста» — для тенора, баритона, смешанного хора и оркестра — М. Черемухина и балет-мимодрама в одном действии «Египетские ночи» — Р. Глиэра.
***
Торжественная дата — январь-февраль 1937 г., — знаменующая столетнюю годовщину со дня смерти народного поэта, вызвала (уже в начале 1930-х гг.) значительное увеличение количества произведений советских композиторов на пушкинские тексты.
Огромный культурный рост нашей страны, расцвет «…по всем краям и окраинам Союза… разноязычной, но говорящей на одном и том же социалистическом языке полнокровной и жизнерадостной национальной культуры…»6 проявился на всех участках культурного строительства, в том числе — и на музыкальном. За прошедшие годы — годы реконструкции и завоеваний, годы побед — выросли новые творческие кадры. С невиданной силой расцвело музыкальное творчество когда-то «отсталых», — теперь цветущих и полнокровных национальных республик. И имя — «Пушкин» — звучит сейчас для всех народов Советского Союза. Его творения переводят на языки народов, живущих и на далеком Севере и в «пламенной Колхиде»; его стихи находят свое музыкальное воплощение в творчестве композиторов братских республик. Композиторы пишут музыку на пушкинские тексты также и в переводах на свои национальные языки («Соловей» Бархударяна, «Послание в Сибирь» и «К Лиле» Маиляна — на армянском языке; «Туча» Дагмары Слиановой — на грузинском языке; «Зимний вечер», «Зимняя дорога», «Безумных лет угасшее веселье» Эшпая — на марийском языке и др.).
Пророческое предвидение Пушкина сбылось:
«Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык ..»
Сейчас в смысле количественного роста произведений советских композиторов на пушкинские тексты — картина получается уже совсем иная. Количество произведений на слова и сюжеты Пушкина, число композиторов, использующих эти тексты, — необычайно возрастает. Среди этих композиторов мы встречаем и тех, кто уже и прежде — в первые годы после революции — пробовал свои силы в области музыкального воссоздания пушкинских стихов — как Ан. Александров, Фейнберг, Шебалин, Нечаев, Абрамский, Мосолов, Шишов — и много других имен, — как Василенко, Прокофьев, Шапорин, Белый, Васильев-Буглай, Арапов, Гайгерова, Дешевов, Книппер, Коваль, Шехтер… Активно включилось новое творческое поколение — композиторская молодежь: Мурадели, Бирюков, Голубев, Макаров-Ракитин, Кочуров, Соловьев, Фризе…
Но можно ли говорить о том, что этот большой количественный рост дал столь же значительное расширение тематики, что сейчас в творчестве советских композиторов нашел свое воплощение весь, многообразный и многогранный, огромный Пушкин? Или же здесь попрежнему сильна власть традиционного подхода к выбору текстов — использования, по преимуществу, лирических стихов поэта?
Уже при первом, беглом, обзоре произведений, написанных за последние годы, можно заметить расширение тематического круга, попытки выйти за пределы чистой лирики и элегических стихов-подражаний древним и од Анакреона. Пушкин-мыслитель и революционер, Пушкин-атеист, Пушкин, воплотивший в стихах всю муку, и радость, и скорбь, и глубокие противоречия своей жизни, и, наконец, Пушкин — простой и ясный, певец и сказочник — этот многогранный Пушкин находит уже отражение в музыке. Среди текстов, используемых композиторами, мы встечаем такие стихотворения, как «Анчар» (С. Фейнберг), как «Три ключа» (С. Фейнберг, Ф. Кенеман, Г. Римский-Корсаков, В. Герчик и др.), «Поэт» (Ф. Кенеман), «Дар напрасный» (М. Коваль), — относящиеся к 1827—1828 гг., когда «прощенный» Николаем I Пушкин был отдан под надзор полиции и испытывал на себе все прелести тройной цензуры (III отделения, царя и цензурного ведомства); как — «Не дай мне бог сойти с ума» (М. Коваль), как, наконец, «Пора, мой друг, пора» (В. Крюков, В. Шебалин), — последнее лирическое стихотворение Пушкина, обращенное к жене. М. Черемухин пишет (несколько ранее — в 1932 г.) музыку к «Гаврилиаде», «богохульной» поэме, за которую Пушкину грозила новая ссылка (в 1828 г.), и на этот раз «прямо на Восток» — в Сибирь. Появляются романсы на тексты, отражающие свободолюбивые порывы поэта: «Кто, волны, вас остановил» (А. Абрамский, Е. Голубев, Ф. Кенеман, Г. Кокеладзе, Б. Шехтер); «Арион» (В. Шебалин, Р. Мервольф), — в котором Пушкин намекает на судьбу декабристов, лично близких ему7 См. «Известия» от 8 декабря 1936 г., статья А. Трайнина — «Сталинский стиль в Конституции».; «К Чаадаеву» (М. Бенедиктов, М. Черемухин, Б. Шехтер) — послание (предположительно датируемое 1818 г.), с его знаменитым заключением: «Товарищ, верь: взойдет она, звезда пленительного счастья», — не рассчитанное на печать, но широко распространяемое в свое время в нелегальных списках; снова «Послание в Сибирь» (Коваль, Шварц, Шехтер, Черемухин, Браиловский, Львова). И, наконец, перекладываются на музыку остававшиеся ранее в стороне прекрасные русские народные песни, записанные Пушкиным (а частично являющиеся вольной композицией традиционных песенных и сказочных мотивов), в том числе впервые использованные «Песни о Стеньке Разине» («Как по Волге реке, по широкой», «Что не конский топ, не людская молвь»), привезенные поэтом из Михайловского в Москву в сентябре 1826 г. и запрещенные для печати Николаем I (музыку на них пишут Д. Васильев-Буглай, В. Алексеев, В. Кочетов, М. Раухвергер, Ю. Бирюков). Встречаем также песню «Друг мой милый, красно солнышко мое» (Ф. Кенеман, С. Фейнберг, И. Морозов), записанную Пушкиным во время поездки на Урал; «Между гор по каменью», — свадебная песня, записанная по всей вероятности в Михайловском (С. Потоцкий).
Обращение композиторов к фольклору, живительному источнику творческих сил, приводит их — кроме песен — к сказочным сюжетам Пушкина: «У лукоморья дуб зеленый» (А. Зикс, К. Макаров-Ракитин), «Сказка о рыбаке и рыбке» (опера Л. Половинкина, музыка к кинофильму Л. Шварца); «Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях» (детские оперы Ю. Вейсберг и В. Рамм); «Сказка о попе и о работнике его Балде» (детский балет Витлина, опера Карагичева, музыка к кинофильму Д. Шостаковича).
Стремление отобразить в музыке особенности творческого облика Пушкина вызывает создание своеобразно задуманных, целостных, циклов: такова «Пушкиниана» Мариана Коваля, цикл из десяти песен — лирических стихотворений и отрывков из «Евгения Онегина», объединенных общим идейным замыслом и даваемых на фоне прозаических отрывков (исполняемых чтецом) из писем и дневников поэта. Таковы «Онегинские строфы» К. Корчмарева (для голоса и струнного квартета).
Поиски новой тематики, новых замыслов, новых форм, появляющееся разнообразие жанров произведений, связанных с творчеством Пушкина (хоры, вокальные ансамбли, инструментальные пьесы, симфонические произведения, оперы и балеты, музыка к театральным постановкам, к кинофильмам) — все это говорит и о значительном пробуждении (в большой мере — как говорилось уже —в связи с юбилейной датой) интереса композиторов к Пушкину, и о росте советского музыкального творчества вообще. На отдельном примере темы «Пушкин» можно проследить широкое развертывание поступательного движения советской музыки…8
Но как говорит К. М. Вебер в своей статье о гофмановской «Ундине» — «должны быть и похвала и порицание»! Значительно расширив тематический круг произведений, написанных на стихи Пушкина, композиторы все еще не преодолели до конца замкнутости в пределах каждой темы. Останавливаясь, например, на революционных стихах Пушкина, они берут обязательно «Послание в Сибирь», «Кто, волны, вас остановил», «Чаадаеву», — словно у Пушкина нет других, не менее выразительных и суровых стихов, как «Кинжал», «Вольность» или эпиграмма на Александра I — «Воспитанный под барабаном» (ведь делаются же попытки переложения на музыку других эпиграмм: «Жив, жив курилка» (на редактора «Вестника Европы» М. Каченовского) — С. Разоренова или «Иной имел мою Аглаю» — В. Волкова!).
Из всех «Песен западных славян» внимание композиторов останавливают только «Вурдалак», «Конь», «Соловей»; при сравнительно большом использовании песен о Степане Разине, пока еще остается почти нетронутой целая сокровищница других пушкинских записей русских народных песен (в том числе песен, которые поэт предполагал издать в виде сборника, с предисловием П. В. Киреевского). В ужасающем количестве, по принципу — «почти до бесчувствия», использованы «традиционные» пушкинские тексты: «Адели», «К Лиле», «Пью за здравие Мери», «Ночной зефир», «Я здесь, Инезилья», «Виноград», «Ворон к ворону летит», «На холмах Грузии», «Узник»…
И совсем не нашло своего воплощения в творчестве советских композиторов стихотворение «Пророк», — «самое яркое, самое сильное стихотворение, которое было подлинным завещанием поэта всей литературе XIX века», с мотивом которого перекликается появившийся «через три четверти века, в иную эпоху, в иных условиях, горьковский «Буревестник»…»9
Примечания
1 По материалам указателя произведений советских композиторов на пушкинские тексты, помещаемого в ближайшем номере.
2 См. «Известия» от 24 сентября 1936 г.
3 См. «Русская поэзия в русской музыке», П., 1922 г., стр. 7.
4 Здесь хочется возразить Иг. Глебову: если в русской музыке не было творческой величины, равной Пушкину, то отдельные творческие проявления, адекватные гениальным созданиям Пушкина, все же были: вспомним «Для берегов отчизны дальной» А. Бородина.
5 В первую очередь — В. Брюсовым. О «культе» Пушкина говорит ряд статей в журнале «Весы» — органе символистов. «У нас есть…— писал, например, в 1909 г. С. Соловьев — в совершенстве выработанный поэтический язык: язык Пушкина. Народный миф, язык Пушкина — вот данные для создания русской символической поэзии» (см. «Весы», 1909, V, статью «Символизм и декадентство»).
6 См. «Известия» от 8 декабря 1936 г., статья А. Трайнина — «Сталинский стиль в Конституции».
7 См. «Известия» от 8 декабря 1936 г., статья А. Трайнина — «Сталинский стиль в Конституции». В рукописи сохранился рисунок виселицы и пяти повешенных, с подписью: И я мог бы как тут». См. примечание к «Ариону» в I -м томе собр. соч. А. С. Пушкина, под редакцией и с комментариями В. Брюсова. Госиздат, М., 1919.
8 настоящую статью — библиографического характера — не входит задача качественной оценки произведений на пушкинские тексты. Это — тема специальных работ.
9 См. «Правду» от 21 сентября 1936 г., статью И. Лежнева: «Родоначальник новой русской литературы».