1 июня родился Михаил Иванович Глинка (1804—1857). Ниже приводятся воспоминания родственницы М. И. Глинки, Веры Николаевны Глинки, записанные известным советским музыковедом Е. Канн-Новиковой.
Воспоминания родственницы М. И. Глинки, Веры Николаевны Глинки
Глинка Михаил Иванович (1804—1857) — русский композитор, родоначальник русской классической музыки. Автор опер «Жизнь за царя» («Иван Сусанин», 1836) и «Руслан и Людмила» (1842), которые положили начало двум направлениям русской оперы — народной музыкальной драме и опере-сказке, опере-былине. Симфонические сочинения: «Камаринская» (1848), «Испанские увертюры» («Арагонская хота», 1845, и «Ночь в Мадриде», 1851), заложили основы русского симфонизма. Классик русского романса.
Публикуемые ниже воспоминания родственницы М. И. Глинки, Веры Николаевны Глинки, воссоздают обстановку, в которой провел свои юные годы будущий автор «Ивана Сусанина».
В своих воспоминаниях В. Н. Глинка наиболее подробно останавливается на том, что связано было с имением Шмаково и со шмаковской линией Глинок, — откуда происходила мать композитора. Здесь, в Шмакове, родилась и провела многие годы сама мемуаристка.
Воспоминания В. Н. Глинки являют первый и единственный живой голос из рода шмаковских Глинок. До сих пор все сведения об этих последних ограничивались лишь коротким указанием в «Записках» М. И. Глинки на крепостной оркестр дядюшки Афанасия Андреевича Глинки, проживавшего в Шмакове. Лаконизм, столь характерный для автора «Записок», был воспринят многими биографами как право лишь бегло скользнуть по этой шмаковской странице биографии композитора.
Живой свидетель далекого былого, В. Н. Глинка сохранила в памяти рассказы и поедания, воскрешающие атмосферу, в которой жил гений русской музыки. Художница по профессии, она запечатлела эту обстановку в цикле картин, объединенных замыслом показать в живописи памятные для русской культуры глиикинские места. Ценность этого замысла особенно возрастает сейчас в связи с тем, что многое из зарисованного В. Н. Глинкой было разрушено гитлеровцами.
Воспоминания В. Н. Глинки записаны с ее слов автором этих строк и публикуются впервые. Впервые появляются в печати и зарисовки памятных глинкинских мест, сделанные родственницей великого композитора.1
Е. Канн-Новикова
…В прошлом веке нашу ельнинскую округу на Смоленщине называли лесной глушью. Небольшим ручейком начиналась у Ельни Десна и, едва выйдя из города, пряталась в лесах. Хвойные засеки сменялись дубравами, а дубовую рощу снова сменял вековечный бор.2
Да что говорить о лесах, если в те времена моей юности сестра моя повстречалась однажды с медведем у самых качелей в приусадебном парке! Это было в селе Шмаково, что стоит в тридцати верстах от Ельни, вниз по Десне, на ее притоке — быстрой речке Стрянке.
Шмаково памятно культурному миру тем, что здесь родилась и жила до замужества мать Михаила Глинки — Евгения Андреевна. Сюда же, в Шмаково, к своим дядям с материйкой стороны Афанасию Андреевичу и Ивану Андреевичу Глинкам, с детства ездил и сам Глинка. Ивану Андреевичу Глинке я прихожусь родной внучкой.3
Когда я появилась на свет (в 80-х годах прошлого столетия), только немногие памятники говорили еще о былом великолепии шмаковской усадьбы. Уже не было огромного старинного дома, в котором насчитывалось когда-то сорок покоев; не было ни фамильной портретной галереи, ни двусветного зала, в котором встарь давались театральные представления и звучала крепостная музыка.
Шмаковкие Глинки (звавшиеся ранее Глинки-Земельки) отличались из поколения в поколение тонким художественным вкусом. Об этом красноречиво свидетельствовал весь быт и самое расположение усадьбы, затерявшейся среди ельнинских лесов. До моего времени дожил только один из флигелей, оставшийся от большого дома екатерининской эпохи. Вокруг этого флигеля, как и прежде, расстилался обширный, но уже запущенный парк. К озеру, запруженному на реке Стрянке, спускались парковые террасы. Еще хорошо видны были места прежних фонтанов; на самом озере попрежнему красовались искусственно сооруженные островки, живописно отражавшиеся в прозрачной глубине.
После того, как мне в молодые годы довелось побывать в Париже для усовершенствования в живописи, я нередко задавала себе вопрос: каким образом в лесную ельнинскую глушь могли проникнуть эти, хотя и отдаленные отголоски версальской парковой культуры? Правда, история нашей родословной, среди многих других рассказов, хранит предание об одной шмаковской прабабушке, француженке по происхождение. Не берусь утверждать, так ли это было в действительности; гораздо достовернее семейные предания о путешествии шмаковских прадедов во Францию.4
В нашей семье рассказывалось и о том, что шмаковских крепостных музыкантов когда-то обучали французы. К тому времени, когда этот оркестр достался по насследству Афанасию Андреевичу Глинке, он, видимо, имел уже определенные навыки и прочные традиции. В этих традициях французские влияния были, очевидно, преобладающими. Таким образом, неудивительно, что маленький Глинка, приезжая в Шмаково, слушал столько французской музыки.5
Как и в Шмакове, в Новоспасском были большие сады, чуть ли не на целые версты, и оранжереи. Все эти новшества были заведены в Новоспасском отцом композитора. Можно бы сказать еще точнее: всё это началось только после женитьбы Ивана Николаевича. До того Новоспасское, по свидетельству моего отца, решительно ничем не отличалось от любой из ельнинских среднепоместных усадеб. Горячая любовь Ивана Николаевича к молодой жене проявилась и в том, что, в угоду ей, он перенес в Новоспасское всю окружавшую ее в девичестве шмаковскую обстановку. В частности, новый дом в Новоспасском, в котором Глинка провел детство, был уменьшенной копией шмаковского дома.
Дом Глинок в Новоспасском. С рисунка художницы В. Н. Глинки. Акварель
Известно, что Иван Николаевич Глинка, получив отказ в сватовстве со стороны опекуна и брата Евгении Андреевны — Афанасия Андреевича, «похитил» шмаковскую невесту. Мне привелось читать по этому поводу любопытный документ, который как будто никогда не воспроизводился в печати. Я разумею старую летопись церкви села Новоспасского. В этой летописи, наряду со многими примечательными событиями, изложена история свадьбы родителей Глинки. Как сейчас, помню тяжелую старинную книгу, уписанную мелким, но удобочитаемым почерком. И самое повествование, приведенное в летописи, до сих пор свежо в моей памяти. — Афанасий Андреевич Глинка, рассказывает летопись, отказал Новоспасским Глинкам в сватовстве, ссылаясь на троюродное родство жениха и невесты.6 Тогда отец жениха, отставной секунд-майор Николай Андреевич Глинка, отправился в Смоленск, дабы испросить у епархиального архиерея разрешение на брак. Разрешение было дано и новоспасские Глинки возобновили в Шмакове свое сватовство; однако, опекун невесты снова не дал согласия на брак.7 Тогда Иван Николаевич, по уговору с Евгенией Андреевной, «похитил» ее, тайно приехав в Шмаково в сопровождении своих людей. События эти разыгрались на берегу шмаковского озера.
Старинная летопись обстоятельно рассказывает, какие усилия приложил Иван Николаевич, чтобы задержать на пути из Шмакова в Новоспасское погоню, которая, по его расчетам, должна была быть немедленно послана вслед за беглецами. Новоспасские люди разобрали мост через плотину на реке Стрянке, а также порубили переправу через Десну, под самым Новоспасским. Пока погоня, высланная из Шмакова, преодолевала эти препятствия, молодые Глинки уже успели обвенчаться.8
Нашествие Наполеона, захватив всю Смоленщину, не миновало и ельинской округи. Народная память сохранила до моих дней много рассказов и легенд о той суровой и славной године. В Шмакове от дедов к внукам переходил рассказ о том, как наполеоновские полчища бежали из Москвы. — В это время, повествует легенда, вражеские отряды увозили через Шмаково фуру, груженную золотом. Но не захотела отдать врагам свои сокровища русская земля. При переезде через шмаковскую плотину, фура сорвалась, ушла в глубь озера, и золото, находившееся в ней, стало заповедным кладом. Нет нужды, что шмаковское озеро никогда не было особенно глубоко, — легенда продолжала жить, сохраняя память о героических временах.
Много позднее события 1812 года косвенным образом отразились и в родословной Глинок. Вот как это случилось. Мой дед Иван Андреевич был женат вторым браком на бабушке Дарье Корнеевне, которая в Отечественную войну 1812 года, еще будучи ребенком, потеряла родителей. Сироту подобрал и воспитал русский офицер.9 Я не застала в живых ни ее, ни деда. Мой отец, Николай Иванович Глинка, был последним и самым младшим сыном Ивана Андреевича от Дарьи Корнеевны.
Из семейных историй, слышанных от отца, всего более остался в памяти его рассказ о том, как он впервые встретился со своим старшим двоюродным братом, Михаилом Ивановичем. В то время Глинка был уже знаменитым автором «Ивана Сусанина» и «Руслана». А отца только что привезли в Петербург для учения в корпусе инженеров путей сообщения. В праздничный день юный кадет натянул на себя парадный мундир, но этого ему показалось мало: он израсходовал еще немалое количество духов и помады. В скромной своей квартире Глинка с сердечной лаской обнял шмаковского родича и сказал с невыразимым добродушием: — «Никогда, Коленька, не душись, друг мой, терпеть не могу, когда мужчины душатся!».10
Так началось для отца это памятное знакомство. Как и многие члены семьи Глинок, отец обладал незаурядными музыкальными способностями, а также сильным, звонким тенором. Однако ему не привелось усовершенствовать свой музыкальный дар. Рано осев в родном Шмакове, которое к тому времени было уже заложено, перезаложено и поделено между наследниками, он всю свою жизнь служил в земстве и только досуг мог отдавать любимому искусству и садоводству. Здесь, в Шмакове, в исполнении отца я и познакомилась впервые с музыкой Глинки. Как сейчас помню эти вечера. Отец сидит на террасе, а над озером плывут чудесные звуки романсов: «Не искушай», «Я помню чудное мгновенье», «Жаворонок»… Троекратное эхо подхватывало эти звуки и разносило их далеко по озеру, к мельнице, откликаясь в последний раз в дальнем лесу. Пение отца с большой охотой слушали вместе с нами крестьяне, постоянно заходившие в усадьбу.
За долгую жизнь мне привелось слушать произведения Глинки в самом совершенном исполнении: в Москве, в Петербурге, в Париже. Но никогда эта музыка не казалась мне такой близкой, как в Шмакове, на лоне русской природы, взрастившей гений Глинки, — природы, исполненной немеркнувшей красоты.
Я была совсем маленькой девочкой, когда видела в Шмакове родную сестру Глинки, Марию Ивановну, в замужестве Стунееву. Эта приветливая и бодрая старушка наезжала в Шмаково из своего имения Сухой Починок, расположенного в том же Ельнинском уезде. Там, как и в Шмакове, молодежь увлекалась музыкой. И, разумеется, в семье Стунеевых всё было полно воспоминаний о великом авторе «Ивана Сусанина».
Шмаково. Имение А. А. и И. А. Глинок. С рисунка художницы В. Н. Глинки. Акварель
Из семьи Стунеевых происходил также Николай Дмитриевич Бер, хороший музыкант, отличный импровизатор и этнограф. Мне нередко доводилось встречаться с этим страстным собирателем смоленских народных напевов.11
В семье Стунеевых я не раз слышала рассказы о Михаиле Ивановиче Глинке. Отчетливо помню любопытный рассказ, исходивший от самой Марии Ивановны о том, как ее брат в юности часами бродил по Новоспасскому парку со скрипкой в руках. С той же неразлучной скрипкой он любил являться на народные празднества, на деревенские вечеринки, где собиралась крестьянская молодежь — песельники, плясуны.
В наших ельнинских краях скрипка издавна прочно вошла в народный быт. Она во многом способствовала тесному общению Михаила Ивановича с крестьянами: ведь так легко было ему присоединиться со своей скрипкой к народным музыкальным затеям.12
По воспоминаниям Марии Ивановны Стунеевой и ее близких, Глинка во время своих наездов в Новоспасское часто посещал стунеевский Сухой Починок и с удовольствием слушал тамошних мастериц-песельниц. Вообще же надо сказать, что вся наша ельнинская округа особенно славилась своим песенным искусством. Я сама много раз была приглашаема на свадьбы, которые развертывались в целые песенно-игровые представления. На Рождество и Пасху приходили волочебники или, как их называли у нас, «волочебные люди», которые очень красиво пели на два, на три, а иногда и на четыре голоса.
Самую песню называли у нас ласковым и метким словом: «узывная». И уж если вспыхнет на посиделках или на игрище такая узывная песня, редко кто не откликнется на нее всем сердцем. Песельниками и песельницами славились еще в мое время и Новоспасское, и Шмаково. и Сухой Починок, и Беззаботье, — куда переселилась после замужества одна из сестер Глинки, Наталия Ивановна, по мужу Гедеонова.
Когда я молодой девушкой переехала в Петербург, чтобы учиться в живописной школе, мне удалось повидать еще одну т сестер Михаила Ивановича — Людмилу Ивановну Шестакову, в пору ее глубокой старости.
Людмила Ивановна занимала небольшую уединенную квартиру, неподалеку от Невского проспекта. Маленькая, поразительно аккуратно убранная гостиная, до зеркального блеска начищенный паркет, кресла и диваны красного дерева, обитые зеленым плюшем. Повсюду — на стенах, полках, столиках — реликвии великого брата Людмилы Ивановна.
Всматриваясь в меня сквозь очки, слабыми глазами, Людмила Ивановна тихим старческим голосом спросила, откуда я, из каких Глинок.
— Из Шмакова, — ответила я, — дочь Николая Ивановича Глинки.
— Коленьки? — переспросила Людмила Ивановна. — Помню… был такой… — Она умолкла и как будто забылась.
Я начала рассказывать о Шмакове, о Новоспасском, о Логачеве, где Людмила Ивановна жила после замужества.
— Помню, — снова промолвила она, с трудом возвращаясь к прошлому, — да ведь давно уж и навсегда покинула я те места.
Мне показалось тогда же, что эта сестра Михаила Ивановича, которая так много могла бы передать потомству о жизни ее брата на родине, словно была отделена от той странички былого плотной завесой временя…13
С гимназической скамьи я почувствовала влечение к живописи и с первых же этюдов начала писать родные места, овеянные воспоминаниями о Глинке. Я стала профессиональной художницей, а за десятки лет накопилось у меня немало полотен, альбомов, эскизов, зарисовок тех мест и той природы, которая вырастила Глинку.
Как грустно было видеть в дореволюционные годы, что эти места, где родился и рос гений русской музыки, находились в полном забвении. На берегу Десны, где некогда стоял новоспасский дом, высилась уродливая дачка смоленского дельца, купившего Новоспасское с целью хищнической эксплоатации лесов. На Десне, где когда-то перед новоспасским домом был сооружен поэтический «Остров муз», не раз принимавший Глинку под свою сень, — о нем не было и помяну. С каждым годом редел новоспасский парк. В местах, где под могильными плитами покоились отец, мать и близкие Михаила Ивановича Глинки, не было даже скромной мемориальной доски.
Только после Октябрьской революции были сделаны первые шаги по охране и восстановлению памятных глинкинских мест на Смоленщине. В Ельнинском музее бил открыт уголок Глинки, где тщательно собирались драгоценные мемории. С энтузиазмом работали мы, первые сотрудники этого музея, возглавлявшегося М. И. Погодиным.14
В 1939 году народ впервые праздновал на родине Глинки 135 лет со дня его рождения. Новая просторная школа имени Глинки, выстроенная в Новоспасском, готовилась к встрече московских гостей. На торжество прибыли артисты и оркестр Большого театра. В присутствии колхозников, собравшихся со всех окрестных деревень, в Новоспасском были торжественно исполнены произведения Глинки.
А через год, в такой же погожий летний день, народ снова собрался в новоспаском парке, — чтобы вновь чествовать день рождения своего великого земляка. Тогда же было выражено народное пожелание праздновать день рождения Глинки ежегодно и навечно. Родилась и другая благая мысль: учредить в Новоспасском музыкальную школу имени Глинки. Может быть, уже недалек был тот день, когда на берегу Десны, на том самом месте, где стоял дом Глинок, возникла бы эта школа — лучший памятник народному гению. Но началась Великая Отечественная война против гитлеровской Германии. Гитлеровцы разгромили ельнинскую округу. Они сожгли школу и последний усадебный домик, сохранившийся от времен Глинки. Пострадала от фашистов и новоспасская церковь, колокола которой с детства любил Глинка. Пепелище осталось н от Шмакова.
Советская страна, нет сомнения, восстановит памятные глинкинские места.15 Мне же особенно дорога мысль: поскольку позволяют силы и умение, запечатлеть на полотне тот примечательный уголок нашей родины, который выпестовал Михаила Глинку.
Источник: журнал «Советская музыка», №1, 1947.
Примечания
1 Ряд живописных работ В. Н. Глинки, воспроизводящих памятные глинкинские места, приобретен Центральным музеем музыкальной культуры в Москве и экспонируется на выставке, посвященной М. И. Глинке. — Е. К.-Н.
2 Лесистый характер и самое название Ельнинского уезда подчеркивал официальный уездный герб, на котором изображались три ели на белом фоне. — Е. К.-Н.
3 Иван Андреевич Глинка — один из наиболее близких родственников М. И. Глинки, и не только по крови. Сам Глинка аттестовал его как очень хорошего музыканта и охотно с ним музицировал (см. «Записки» М. И. Глинки стр. 51). Будучи питомцем Петербургского Благородного пансиона, Глинка проводил свободное время и каникулы в доме Ивана Андреевича. С ним же выезжал он на различные музыкальные собрания, через него приобрел первые музыкальные связи в Петербурге. Несмотря на это, роль и значение И. А. Глинки в биографии композитора не были по достоинству изучены и оценены. — Е. К.-Н.
4 Любопытно вспомнить в связи с этим следующий факт: Глинка, будучи в 1844 году в Париже, писал оттуда матери: «У вас в спальне висят виды Версаля и Jardin des Plantes. Они похожи и, смотря на них, вы можете вспомнить о вашем Мишеле» (см. Письма М. И. Глинки, 1907. стр. 142). — Е. К.-Н.
5 В «Записках» Глинка, говоря о шмаковском оркестровом репертуаре, называет имена Керубини, Мегюля, Буальдье. Этот репертуар резко отличался от бытующего репертуара провинциальных крепостных оркестров. Сообщения В. Н. Глинки позволяют понять, почему именно французская музыка преобладала в Шмакове. — Е. К.-Н.
6 Эти сведения, почерпнутые мемуаристкой из церковной летописи, в точности совпадают с данными генеалогического древа Глинок, приведенного Н. Финдейзеном (Н. Финдейзен, М. И. Глинка. 1896). — Е. К.-Н.
7 Браки в троюродном родстве не воспрещались церковными законами. Однако особая осторожность Афанасия Андреевича, как опекуна, становится понятной, если вспомнить, что незадолго до того на всю Смоленщину прошумело дело о незаконных браках (причем среди главных пунктов обвинения против десятков смоленских дворян было выдвинуто именно родство, хотя бы самое отдаленное, вступивших в брак). Процессы доходили до Синода. Долголетняя кляуза привела многие семьи к разорению (см. «Русский Архив», 1909, кн. 6; «Дело о тридцати шести незаконных браках», эпизод из жизни смоленской шляхты XVIII века). — Е. К.-Н.
8 Воспоминания В. Н. Глинки, основанные на церковной летописи, во многом дополняют единственный из известных доныне рассказ о свадьбе родителей Глинки в мемуарах Л. И. Шестаковой («Былое М. И. Глинки и его родителей», «Ежегодник имп. театров», сезон 1892—1893). Где находится церковная летопись после фашистского разгрома ельнинского района и, вообще, сохранилась ли она, — в настоящее время не известно.
9 Нам уже приходилось касаться вопроса об Отечественной войне 1812 года в связи с биографией Глинки в специальной публикации «Глинка и 1812 год» («Советская музыка», сборник 6, 1946). Приведенные сообщения В. Н. Глинки пополняют семейную хронику Глинок новым существенным фактом. — Е. К.-Н.
10 Этот мелкий штрих оказывается весьма характерным для Глинки. О его почти болезненном отвращении ко всякой парфюмерии неоднократно свидетельствует и он сам в своих «Записках», и другие мемуаристы. — Е. К.-Н.
11 Из числа записанных и до настоящего времени неизданных смоленских песен, собранных Н. Д. Бером, особый интерес представляют записи, произведенные непосредственно в глинкинских местах, то-есть в деревнях и селах, расположенных вблизи Новоспасского. Наиболее примечательны записи, осуществленные собирателем в стунеевском Сухом Починке, песельникам которого сам Глинка в свое время дал высокую оценку (см. В. Н. Добровольский, Смоленский Этнографический сборник, М. 1903, ч. IV. стр. XII—XIII). Наиболее типические песенные интонации этого смоленского собрания Н. Д. Бера, как показывает его изучение, встречаются в зрелом творчестве Глинки. — Е. К.-Н.
12 «Между прочим, эта самая, неказистая на вид скрипка, на которой играл Михаил Глинка, дожила до моего времени в семье Стунеевых, — говорит В. Н. Глинка. — До начала Великой Отечественной войны она хранилась у моей двоюродной сестры — З. П. Глинки (в замужестве Кизуновон), учительствовавшей в Павлиновской школе Ельнинского района».
Скрипка, как инструмент, не связанный строго ограниченной системой темперированных интервалов, могла облегчить Глинке еще в юности практическое освоение методов народного исполнительства со всем многообразием живых песенных интонаций. — Е. К.-Н.
13 Л. И. Шестакова в своих мемуарах: «Былое М. И. Глинки и его родителей» — действительно, не коснулась не только шмаковской страницы биографии Глинки, но совершенно обошла молчанием такие памятные места, как Лучеса (имение Ивана Андреевича Глинки), Pусково (имение Соболевских), Починок и Сухой Починок (имение Стунеевых), Беззаботье (имение Гедеоновых) и даже Логачево (имение самой Шестаковой). Между тем все эти места связаны не только с посещениями Глинки, но и с его творчеством. — Е. К.-Н.
14 М. И. Погодин, внук известного историка М. П. Погодина, руководил Ельнинским музеем в 20-х годах. Опись экспонатов, перешедших в Смоленский областной музей, составленная М. И. Погодиным, передана в Центральный музей музыкальной культуры. Им же описаны фонды Рославльского музея им. Глинки, организованного племянником Глинки А. Н. Измайловым. Указанные фонды также перешли в Смоленский областной музей. — Е. К.-Н.
15 Автору этих строк привелось довести до сведения Комитета по делам искусств несколько писем Новоспасской учительницы и свойственницы Глинок — Т. В. Волочковой, которая подробно писала о беспризорном состоянии глинкинских памятников в Новоспасском и Шмакове. По ходатайству Комитета, были приняты меры к их охране. В настоящее время имеется решение Смоленского облисполкома о строительстве в Новоспасском школы имени Глинки с комнатой-музеем, о восстановлении парка и т. д. — Е. К.-Н.