25 сентября родился советский композитор Дмитрий Шостакович (1906—1975).
Юрий Шапорин. К пятидесятилетию Д. Шостаковича
Дмитрий Дмитриевич Шостакович (1906—1975), русский советский композитор, классик русской и мировой музыки XX века. 15 симфоний, оперы «Нос», «Леди Макбет Мценского уезда», «Игроки»; балеты «Болт», «Золотой век», «Светлый ручей»; 15 струнных квартетов; музыка к кинофильмам и другие произведения.
О творчестве Дмитрия Шостаковича рассказывает известный советский композитор Юрий Шапорин.
В своей книге «Горький среди нас», книге, на мой взгляд, очень интересной и глубоко содержательной, Константин Федин дал ряд метких и тонких зарисовок некоторых своих современников. Среди них мы находим и юного Шостаковича.
Это, кажется, первый литературный портрет композитора, созданный писателем, глубоко мыслящим и отлично чувствующим музыку.
Юный Шостакович показан не изолированно, а в кругу видных представителей советской художественной интеллигенции начала двадцатых годов.
В этот круг входил и А. Глазунов. «Грузный, с плечами борца, с подбородком, положенным на грудь, — пишет Федин, — этот человек сосредоточивал на себе все взгляды».
Именно от Глазунова я в первый раз услышал о Шостаковиче. Обычно ленивый на слова, а тем более на излияния, Глазунов вдруг оживился и, мне показалось, посветлел лицом, когда заговорил о Шостаковиче, тогда еще студенте консерватории, сказав о нем много теплых, ласковых и многообещающих слов.
Но познакомился я с молодым композитором позже, когда в один из ненастных октябрьских вечеров, если не ошибаюсь, 1924 года, Шостакович вместе со своим другом В. Богдановым-Березовским приехал ко мне на Канонерскую, 5 (в Ленинграде).
Помню, меня несколько удивил пронзительный взгляд глаз Шостаковича, смотревших из-под очков, и угловато-резкие движения его корпуса и рук. Мы просидели до поздна, или, если хотите, до светла, беседуя на разные темы.
Не обошлось, разумеется, и без музыки. Шостакович много и охотно играл, поразив меня как необыкновенной памятью, так и технической сноровкой. Вместе с тем я обратил внимание на некоторую жесткость его туше. Увидев на пюпитре рояля Виолончельную сонату Рахманинова, Шостакович сыграл ее медленную часть, с чувством художественной меры выделяя партию виолончели, и доставил двум слушателям, да, кажется, и самому себе, истинную художественную радость.
Могли ли мы думать тогда, что через двенадцать лет в г. Архангельске Шостакович вместе с виолончелистом В. Кубацким будет исполнять эту же рахманиновскую Сонату в день опубликования известной статьи «Сумбур вместо музыки»?
Широкое признание сразу получила Первая симфония Шостаковича, исполненная впервые в Ленинграде в мае 1925 года и не потерявшая своей свежести до наших дней. Хорошо известная мне по неоднократному ее исполнению автором на рояле, Симфония в оркестровом наряде раскрыла композитора с новой стороны, как одного из самых ярких и тонких колористов нашего времени.
Отозвавшийся в печати на исполнение Симфонии композитор Н. Стрельников (которому сочинение оперетт не мешало отлично разбираться в симфонической музыке) очень сочувственно отнесся к первому крупному сочинению юного композитора. Вместе с тем критик обратил внимание на то, чго быстрые части Симфонии более удались Шостаковичу, чем ее медленная Des dur-ная часть, и рекомендовал композитору тщательнее работать над медленными эпизодами своих композиций. Это замечание не осталось втуне, и в дальнейшем творчестве Шостаковича появились такие жемчужины, как ария Катерины в опере «Леди Макбет Мценского уезда» и весь последний акт этой оперы, как Largo из Пятой симфонии, как фуга из Квинтета или медленная часть Десятой.
Я не пишу биографии нашего знаменитого композитора. Для этого я недостаточно подготовлен, недостаточно знаю материал, как теперь принято выражаться. Но высказать мои мысли касательно некоторых вех творческой жизни Шостаковича мне очень хочется. В иные моменты, думая о нем, мне приходило на мысль, что, я даже обязан это сделать. Случай представился.
Ни по своему исповеданию музыкальной веры, ни по своим вкусам, привитым мне отчасти семьей, отчасти школой, ни, наконец, по свойствам своего темперамента, я не состою в числе тех, кто принадлежит к сонму, секте, категории, касте, уж не знаю, как точнее выразиться, словом, к тем, кого в просторечии зовут «шостаковианцами». Это, впрочем, не лишает меня права высказать свою точку зрения на творчество выдающегося моего современника, которого я искренне уважаю как человека и глубоко ценю как творческую личность. К тому же, у меня имеется свое вИдение Шостаковича.
В своих думах о нем я давно пришел к мысли, что он едва ли не самый правдивый и честный художник нашего времени. Отражает ли он мир личных переживаний, обращается ли к явлениям общественного порядка, всюду видна эта присущая его творчеству черта. Не потому ли его музыка с такой силой воздействует на слушателя, заражая даже тех, кто внутренне ей противится?
Нередко приходится слышать упреки, порою гневные, в адрес композитора за остроту средств, применяемых им в его творениях. Взятые абстрагированно, эти средства действительно могут оставить впечатление чрезмерности. Но если эти средства применены для передачи моральных уродств, для обличения зла, пороков, каких немало еще в нашей жизни, они неизменно оказываются художественно убедительными.
Гуманизм Шостаковича органически вытекает из его протеста против всякого зла, насилия, всяческой неправды. Силам войны, которые с такой рельефностью показаны автором в его Седьмой, Восьмой, Десятой симфониях, он находят нужный художественный противовес в образах светлых, чистых, незатуманенных, человечных.
В широком смысле борьба Шостаковича есть борьба за человека, что и составляет сущность его гуманистической драматургии. Как ни условен мир инструментальной музыки в сравнении с конкретными картинами, отображаемыми в оперном или драматическом искусстве, талант автора заставляет нас верить в реальность тех острейших коллизий, которые он разрабатывает в своих партитурах. В этом отношении он является прямым наследником классического русского искусства, будь то музыка, драма, живопись или роман.
В цепи симфоний, начиняй с Пятой и кончая Десятой, большие события нашего врмени проходят сквозь призму личного мира композитора. И таким образом, он становится как бы историографом, далеко притом не бесстрастным, событий, протекших на его глазах.
Мне кажется, что это главное, что привлекает широкие массы не только у нас, но и за рубежом, к творчеству нашего выдающегося современника. И если зарубежный человек XIX века, стараясь разгадать трудный для его понимания русский народ, обращался к романам Льва Толстого и еще больше Ф. Достоевского, то современные люди Запада пытаются найти объяснение и Великой Октябрьской революции, и наших побед в Отечественной войне, и наших успехов в мирной жизни не только в книгах Алексея Толстого и Шолохова, но и в музыке Прокофьева и Шостаковича.
Творческая биография Шостаковича необычна по неожиданным поворотам судьбы этого художника. Он был либо возносим, либо низвергаем.
Однако духовные силы и творческий гений композитора помогли ему преодолеть горечь поражений и предостерегли его от ненужного прекраснодушия.
И эти немногие строки я хотел бы кончить выражением глубокой веры, что завидный дар композитора будет еще долгие годы приносить художественные радости нам, его современникам, и далеким потомкам.
Источник: Ю. Шапорин. К пятидесятилетию Д. Шостаковича. // Журнал «Советская музыка», 1956, No 9.